Не использованная пуля

[Luky-chan]

Автор: Vergil Sempai
Бета: не бечено
Название: Не использованная пуля
Персонажи: Тсуна, Занзас, Реборн
Фендом: Реборн!

24.06.2011 в 01:03
Пишет Vergil Sempai:
\\Для жена!!\\
Писалось для жены за секунды до отъезда в подарок. Не бечено. Агнст, R27, X27, 27X, психодел.
Жён, надеюсь тебе понравится **

Занзас знает, что в этом жестоком мире обыкновенно бывает гораздо выгоднее сказать «нет» чем «да». Всегда легче прострелить врагу башку нежели идти на переговоры, легче просто кинуть стаканом, чем позволить кому-либо лезть в душу, легче сказать «нет» и разом, одним мощным рывком пресечь все вопросы, ненужные объяснения, ехидства и недоразумения.
Недоразумений Занзас не любил, поэтому все вопросы решал именно этим коротким «нет».
Цунаёши же был слишком мягок, причем не той льстивой мягкостью, которой мягок пластилин и шустрый агент по продаже отверток в стиле «три в одном по цене трех в пяти». Не той ложной мягкостью, которая отдает чем-то тухлым, но которая приветствуется в их мире. Этот мальчик – мальчишка, как пренебрежительно называет его пока Занзас – мягкий именно по-настоящему. Он не может переступить через жизнь, не может солгать другу, более того – у него ещё есть такие люди, которых он может так называть.
У Занзаса они тоже есть и гордо зовутся «Вария», но а самом деле, считает Занзас, это просто сборище мусора, которое почему-то оказалось у него. Каким-то образом вокруг него собрались не совсем вменяемый длинноволосый мечник, который своими замашками и собачьей преданностью больше напоминал японского самурая нежели мафиози. Маммон, жадный как собака на сене, который неизвестно что ищет здесь, в Варии. Неповоротливый Леви, которому лишь шпалы класть, Луссурия, отменно готовящий любые блюда, но при этом позорящий честь любой Семьи своим поведением, Бельфегор, которого боятся не только чужие, но и свои, от смеха которого шарахаются люди Девятого.
Вообще Занзас искренне полагал, что он находится в дурдоме.
Но Цунаёши, Цунаёши вовсе не считал, что его обременяют находящиеся с ним рядом люди; этот дурак не хотел власти, не жаждал денег, не считал себя центром вселенной. Нет, Савада просто хотел тихой, спокойной, скучной жизни.
Именно скучной и спокойной; когда как многие другие бы отдали бы любую руку на выбор лишь бы оказаться на его месте.
Босс Варии, сквозь зубы матерится после проигранной битвы за кольца. Что есть такого в этом мальчишке, чего нет у него?
Реборн не хочет отвечать ему на этот вопрос, откажется отвечать и в будущем, когда…
Впрочем, пока что Цунаёши всё ещё слишком мягок.

Проходит пять лет. Шимон, очередной конфликт между семьями, в который оказывается втянута и Вария, затем разгадка тайны и объединение – счастливый конец, скажете вы.
Тем не менее, Цунаёши всё ещё слишком мягок, несмотря на то, что он одолел Спейда и защитил Энму, соединил две враждующих семьи и раскрыл правду о Козарте и Примо.
Занзас продолжает спать в своем кресле; что ему до этого? Мусор все равно останется мусором. Слишком сопливо все, слишком противно, слишком… По-дурацки? Всё это ещё детские игры в песочнице, думает Занзас, единым росчерком пера подписывая приказ об уничтожении одной из влиятельных Семей, притаившихся в тихой деревушке в далекой Испании.
Всё это ерунда, считает Занзас, когда видит Цуну на каком-то приеме Вонголы - пусть в костюме и при всех хранителях, он всё равно смотрит неуверенно по-сторонам, жмется к Гокудере и Ямамото, и явно чувствует себя не в своей тарелке.
Подросший Реборн кричит на какого-то официанта, который осмелился предложить Цунаёши вина, и Занзас усмехается, допивая залпом вторую бутылку.

Проходит ещё три года, и к в кабинет к Занзасу однажды после обеда входит Реборн; он выглядит как подросток, но у него до сих пор холодный и расчетливый взгляд убийцы, и Занзас знает, что Реборн знает, что он на прицеле.
- Цуна пропал. – Просто сообщает Реборн.
- А мне какое дело? – Огрызвается Занзас. Он не любит иметь дела с этим чертовым Аркобалено.
- Просто счел должным сообщить. – Говорит Реборн, и, разворачиваясь на носках своих черных лакированных туфель (которые выглядят немного нелепо, но по-жуткому уместно на подростке) скрывается за дверью.
В особняке вновь тихо, и Занзас думает, что всё из-за того, что Цунаёши был слишком мягок.

Прошло ещё четыре года, и Вария уже не та; не тот уже и мир, в котором они живут.
Он вернулся через год, испачканный чужой кровью, держа в руке исцарапанную беретту. Он пришел именно к нему – не к Реборну, к нему, боссу Варии, своему врагу и не врагу одновременно. Он был одет в порванные брюки и промокшую насквозь рубашку – волосы его лишились своего каштанового оттенка, став серовато-пепельными, глаза был непроницаемы.
За взглядом что-то смутно угадывалось – однако ощущение было такое, словно пытаешься разглядеть через запотевшее стекло рыб в аквариуме, и видишь только отдельные всполохи их разноцветных хвостов.
Лицо его было исчерчено шрамами; один под глазом, другой – на щеке, третий начинался на запястье и уходил куда-то далеко под рубашку.
Впоследствии Занзас долго жалел, что в тот день он не пристрелил этого человека; не засунул дуло ему в рот и не размазал его мозги по стене тонким слоем.

Мир изменился; теперь на троне Вонголы сидел невысокий человек с шоколадными глазами, покрытыми матовой пленкой. Он смотрел не на людей, а сквозь них, будто сквозь призраков, мог без промедления пролить чужую кровь, мог голыми руками сломать шею и позвоночник за считанные секунды.
В то же время Занзас видел на его столе бумажные журавли, которые он складывал ночами, вместо того, чтобы спать; их набралось как минимум около трёхсот всего за шесть месяцев.
Вонгола управлялась тем самым человеком, который упорно, поначалу неуклюже, а затем всё быстрее и аккуратнее складывал бумажных птиц.
Ещё Занзас видел, что в столе у него лежит маузер прошлого века, который он изредка рассеянно то собирает, то разбирает, и какая-то замусоленная фотография на которой, кажется, когда-то было чье-то улыбающееся лицо.
Занзас узнал, что Реборн мертв, когда об этом ему донесла внешняя разведка – ровно через шесть месяцев после прихода странного человека. Тот же, казалось, уже давно обо всём знает.
Бумажные птицы повсюду были в его комнате, где Занзас часто бывал.
И не только по работе.
Человек цеплялся за него как за последнюю соломинку, иногда просто сидя и неподвижно смотря на огонь, а Занзас просто сидел рядом и смотрел на то, как человек неотрывно смотрит на всполохи пламени, которые совсем не отражаются в его глазах.
И Занзас понимает, что игры кончились. Давно кончились.
Он уходит от него на рассвете, и он никогда не доволен результатом. Потому что несмотря ни на что, глаза человека всё такие же мертвые, как у Реборна на присланной ему через вторые или даже третьи руки фотографии.
Человек не пьет, не курит, не матерится. Он просто молча уходит каждый день и, бывает, приходит дня через три, неся с собой небольшой отчет в аккуратной деловой папочке, сделанный чужими пальцами на чужом компьютере с его слов.
А затем приходит в свой офис, обреченно падает на кресло и продолжает делать пятисотую по счету бумажную птицу.
Бьякуран улыбчив и неразговорчив. Бьякуран знает свое дело.
- Кто этот человек, я до сих пор не понимаю. – Говорит Занзас. Почему он говорит это именно Джессо – тайна за семью печатями.
Бьякуран кивает головой и щурится, как мартовский кот. На его столе живописно разбросан зефир, который он любит и до сих пор.
- Савада Цунаёши. – Отвечает Бьякуран, и его глаз не видно, потому что сразу после сказанного он зевает и просит отчет о поставках в Индокитай. Всё бы звучало вполне невинно, если бы речь не шла об оружии.
Занзас кивает, называет его мусором, кидает бумажку на стол, как последнюю мерзость и выходит за дверь.
Бьякуран вновь щурится, а Занзас думает, что лучше бы игры не заканчивались.
Комната человека завалена бумажными журавликами; Занзас бесцеремонно наступает на них, делая вид, что ему всё равно. Человек смотрит на него пустым взглядом – нет, не человек, Савада Цунаёши, - и вздыхает, по-человечески тяжко.
- Я говорил, что изменю Вонголу. Я говорил, что Вонгола существует, чтобы защищать. А что в итоге? – Говорит он Занзасу. Не жалуется – просто констатирует факт.
- Либо система побеждает тебя, либо ты побеждаешь систему. Одно из двух. – Бросает Занзас так, будто он сказал величайшую глупость.
Бумажный жавороненок в руках Савады сминается. Он жалок – и журавлик, и Савада.
- Я… Проиграл?
Занзас хмыкает и молчит секунды две.
- На провокационные вопросы я не отвечаю. Я их задаю. – Говорит он тоном вселенского бога и смотрит на уставшего человека.
Человек отворачивается и пожимает плечами.

Проходит ещё год, и человека убивают – не холодно и безжалостно, а дрожащими руками из его же собственного пистолета.
Убивает мальчишка с карими глазами и такими непослушными волосами, что хочется спросить, а были ли они знакомы когда-нибудь с расческой.
- Я вернулся. – Говорит он дрожащим голосом. – Вернулся. Куда я вернулся?
Занзас пожимает плечами и сминает сапогом бумажную птицу – ведь они в этом чертовом офисе, где тускло горят лампочки и повсюду разбросана бумага.
- Догадайся, мусор.
Цунаеши опускает пистолет и роняет его на пол. «Магнум», слишком тяжелый для такого хрупкого создания, падает с глухим стуком.
- Я… Я убил человека… - Говорит он, глядя на труп с растекшейся лужей крови под ним. – Я… Я правда…
Занзас собирает бумажные журавли, и выкидывает их все методично в окно. У него усталый взгляд и шрамы кажутся ещё отчетливей на его лице, а небо за окном синее, как после долгого дождя.
Цуна молча наблюдает за ним, после чего подходит и неуверенно помогает выкидывать ненужный хлам.
- Надо же, до тысячи всего-то двух не хватило. – Удивляется Занзас, когда лужайка за окном покрыта цветной бумагой словно тюльпанами.
- Вы считали? – Цунаеши немного испуганно смотрит на него. В груди у Занзаса что-то противно ёкает, и хочется достать пистолет и…
Но он не сможет сделать это и теперь. Конечно не сможет. Или…
- Нет. Я просто знаю. – Занзас криво усмехается, и Цуна думает – страх имеет форму, температуру и размер.

Мир вновь изменился. Занзасу уже тридцать четыре, Цуне двадцать, и мир вновь на пороге войны.
Цуна смотрит своими шоколадными глазами на Занзаса, твердо и решительно надевая на руки перчатки с цифрой «27» на них.
Занзас смотрит на перчатки чуть дольше, чем следует. Потом переводит взгляд на Саваду и замирает – он вновь видит эту мягкость, о которой и думать забыл за последнее пятилетие.
Цуна улыбается и, наклоняясь, целует его в шею. Немножко как-то даже по-вампирски.
- Только попробуй снова пропасть, мусор. – говорит сквозь зубы Занзас, цепляясь за отросшие волосы Десятого. Настоящего Десятого.
- Зачем мне куда-то пропадать, когда меня ждут здесь? – Отвечает Цуна без тени иронии.
Занзас смотрит на спину Цуны, слушает его шаги на лестнице, и думает – почему этого не могло произойти раньше.
- Всему своё время. – Говорит Реборн, сидя на его столе и глядя на белесо-голубое небо с перьевыми облаками, и впервые в жизни улыбаясь обшарпанной деревянной раме летнего особняка Десятого.
Занзас жадно притягивает к себе аркобалено и целует его в холодные от вчерашнего снега России губы, думая о том, что всё-таки надо было спустить курок на десять лет раньше.
Он знал, что Цунаеши вряд ли вернется после битвы с Бьякураном.

А хотя… Что ему за дело?..
Но всё-таки надо было переступить черту тогда, думает он, пока Реборн расстегивает рубашку, а он кусает его в шею – совсем как Цуна ранее его.
Реборн же не думает ни о чем – в его мыслях глаза цвета шоколада и яркое голубое небо.

- А ты ещё кто?
- Я репетитор. С моей помощью ты станешь Десятым боссом Вонголы.

Где-то в саду Ямамото пытается весело болтать с хмуро рявкающим на него Сквало и Хибари, пытается отвязаться от предлагающего ему сигареты Дино.
URL записи